– Сегодня ж понедельник, третье число. Да?
И это было так.
– Ты зачем косы подрезала? Такие косы у тебя были! – смотрела она на коротко стриженную правнучку Аришку.
– Это модно, бабуль, – отвечала та.
– Какая я тебе бабуля! Эх, Катька, выдрать бы тебя за косы-то! Какие косы были…
Аришка озадаченно смотрела на старую Липочку, потом вспоминала ее оговоренную с детьми особенность и кивала.
– Ладно, выращу. Только ты не ругайся.
Из девятерых детей Липочки в живых на нынешнее время остались лишь трое: Таня – младшая, ее сестра Лена и брат Николай. Николай уж сильно болел, присматривали за ним родственники. Лена жила в Сибири, далеко, но мать навещала. Хоть в последнее время часто тоже ездить перестала – барахлило здоровье.
Но для бабы Липы периодически живы были все дети. Все до одного. И трудно было предугадать, где в данный момент она – здесь, в настоящем, или там у себя в давних глубинах памяти.
Но вот что интересно: когда бабуля была здесь, она удивляла всех умом и памятью.
– Ты помнишь, что у Славы в этом месяце День рождения? – вспоминала она правнука.
– Ой, мам, и верно. Напомни мне ещё за пару дней, ладно…
И Липа напоминала. Иногда ее память просто удивляла. Она помнила наизусть стихи классиков, прекрасно в уме считала, складывала и вычитала трёхзначные и более числа.
И вдруг…
– Керосину-то запасли?
– Конечно, мам…
– А где ж он?
– Так в подполе. Уж не полезу.
– А фитиль где?
– Потом найду, некогда сейчас.
– Смотри, Катюха! Чтоб нашла. Нельзя с детьми-то в темени…, – Таня иногда становилась старшей дочерью Липы – Катериной.
– Скажи, мам, а какой у тебя халат был до этого. Я цвет запамятовала.
Татьяна притворялась, что забыла – врач сказал, что вопросы при деменции старикам надо задавать чаще.
– Темно-зеленый. Чего ты? Не забудь, что в пятницу к врачу Ксюшку надо.
Татьяна вздыхала – тут мама, тут …
Дочка Тани, Юлия, хлопотала сейчас о награде за многодетность. Вот так у нас – сам не похлопочешь…
Заезжала сегодня усталая с пачкой красивых ярких корочек – детские свидетельства о рождении.
– Ох, мам, из МФЦ я. Теперь в администрацию надо. Сказали, все хорошо будет. Сейчас Миланку с Ксюхой от бабы Светы заберу, на танцы отвезу, а потом за Львом и Костиком – в сад. Вечером Славку собирать, ему завтра на сборы. Заберу его у вас. А я с ног валюсь, устала от этих бумаг… Как тут они, мои-то?
– Нормально всё, помогают мне. Нина вчера окно помыла у Липочки, цветы решила пересадить, да уж и окно прихватила. А Липочка ей все предлагала алоэ к больному колену прикладывать. Путает ее со мной.
– Мам, а вот я всё думаю… Вот я и пособие на детей получаю, и времена сейчас не те, что прежде, и льгот у нас достаточно, награду даже за детей получу, а к ней, даст Бог, и выплату. И все равно устала, как собака. Нелегко так с детьми-то… Мам, а они же вот вообще в такие времена жили… Как же трудно-то было! И голод, и медицины нет, и условий никаких.
– Так ведь недаром трое и умерли маленькими, Юль. Саша – от голода, Любаша – от ангины, а Витенька ещё во младенчестве, Липочка уж и не помнит от чего.
– Ох, я не представляю, как пережить такое, мам. Вот сколько б не думала – не могу представить. И когда тяжело, все о ней думаю, о бабуле… Думаю, да ладно, вот, кто пережил, так пережил…
А Олимпиада Егоровна тоже понимала все про себя.
– Опять дурила я что ли? – спрашивала она Татьяну.
– О-опять, – вздыхала та.
А иногда скрывала по настроению.
– Да нет, мам, нормально всё…
Но Липочка уж понимала – было что-то, а вот что – она не помнила.
Она понимала только одно: память ее живет по своим законам, живёт несколько даже отдельно от нее, сама оценивает условия своего существования и сама принимает решения. Память может сбежать, может выдать реальность за сон, а фантазии – за реальность. Память не предупреждает загодя, она, как горелка на новой плите – включается и выключается одним щелчком.
Боялась она одного – близким бы не навредить. Далеко ли до греха…
– Уж вы простите меня, деточки. Вроде как и не я это… Простите, простите. Уж ведь не свой век живу, – бормотала она частенько себе под нос.
Когда тепло, Липа выходила на общую скамью под липами к подружкам- старушкам. Они такие же были, в общем-то. Они не обсуждали близких, не рассказывали новости семьи, они уж слабо ориентировались в этих новостях.
Они просто грелись на солнце и рассказывали бесконечные истории о своей молодости в сотый раз. Они приветствовали односельчан, хоть порой и путались в именах, они были добры к другим и рады видеть всех. А ещё они были бережны друг с другом.
– Сонька сегодня тридцатый раз о сыне своем рассказывала, как в речке чуть не утонул. Уж устали слушать, – жаловалась Липа дома Татьяне.
– Так скажите ей, что говорила уж…
– Да ладно, пускай… Хочется ей говорить, так пусть говорит. Больше-то о чем? – и вдруг подскочила, – А я… А я…
– Куда ты, мам?
– Дойку ж прогуляла… Надо доить Мирку-то.
– Подоила я, не волнуйся, – громко ответила Татьяна.
Коровы у них нет уж лет пятнадцать. Липочка опять ушла в прошлое – тумблер переключился.
И вот в один прекрасный день дочка Татьяны Юля с детьми заехала к ним. С награждения приехали. Юлька счастливая, нарядная, дети шумно тащили в дом подарки. Подарки многодетным семьям подарила партия «Единая Россия». Тут и бытовая техника, и гостинцы детям.
– Мам, микроволновку вам оставлю. У нас и так две.
Татьяна накрывала стол, суетились и девчонки. Праздник у них – маме вручили медаль «За материнскую доблесть».
А тут и сонная Липочка вышла из своей коморки, лицо, как печеное яблоко. Присела за стол, на любимое свое место и вдруг начала ворчать:
– Сашка, не гневи Бога, сними рубаху белую, перемажешь.
– Катерина, не мельчи яйца-то, чай не цыплят кормить.
Это были имена детей Липочки, а не правнуков. Липочка опять гостила в прошлом.
Она сидела потерянная за столом и, по всей видимости, не понимала смысла всей этой суеты. Она гладила свои колени и приговаривала:
– Праздник нынче, праздник. А какой? – спрашивала сама себя, – Какой-то большой, видать…
Юлия на момент застыла посреди кухни, задумалась и вдруг цыкнула на шумящих детей. Все замерли на своих местах. Татьяна немного опешила, и даже Ксюша с Ниной перестали крошить на доске продукты.
Юля оглядела всех, вздохнула как-то решительно, достала из кармана коробку и подошла к бабушке.
– Уважаемая Олимпиада Егоровна! – начала она торжественно, сурово поглядывая на всех присутствующих, – От имени губерна…, – Ксюша запнулась, оглянулась на мать, начала вспоминать… Очень нужно сейчас было ворваться в то время, где сейчас Липочка. Очень надо, – От имени секретаря обкома я вручаю вам награду. Этот знак отличия называется «За материнскую доблесть». От имени партии, от имени Родины, и от имени правительства Вам за девятерых детей просили передать. Церемонию вручения поручили провести мне прямо дома.
Юлия шагнула к растерянной бабуле, положила коробку на стол, достала медаль и прикрепила ей на грудь. Прямо на вязаную потерявшую от времени цвет жилетку.
– Это мне? – трогала морщинистой рукой медаль Липочка.
– Тебе, бабуль. За то что детей в тяжёлые годы рожала и растила, за самоотверженность твою материнскую, и за то, что виновато перед тобой государство наше – чувствует вину, чувствует, прощенья просит. За Сашку, за Витеньку и Любашку.
Где-то Юлия пережала…
– За что прощение? Где Любашка-то? А Витя? Витя-то…, – Липа искала детей глазами.
– Тут они тут. Во дворе, – нашлась правнучка Нина.
– А ещё вот тебе подарок от правительства за детей, – Юлия махнула рукой, мальчики поднесли, поставили на кухонный коврик коробку и начали распаковывать.
Липочка смотрела, как из серой коробки на желтый блик солнца на полу выплыла чудо-машинка. Это была микроволновка.
Липочка заморгала глазами, огляделась, вздохнула как-то тяжко, наклонилась и погладила медаль на груди.
Читай продолжение на следующей странице