Аня подобрала ноги в кресле, отхлебнула первый священный утренний глоток кофе.
В комнате ещё полузадернуты шторы, ещё окончательно не открылись глаза. Почувствовав вкус напитка, она расслабилась, протянула руку к журнальному столику, чтоб поставить чашку и сесть чуть удобнее.
Чашка дзинькнула со звуком, похожим на щелчок, и раскололась пополам, освобождая из своего пространства светло-коричневую антрацитовую жидкость.
Ваза!
Анна поставила ее сюда вчера, воткнув искусственные еловые ветки с шишками и красными ягодами, дабы хоть как-то поднять себе настроение.
Кофейная жидкость радостно растеклась под вязаной белой салфеткой, делая ее уже кофейной, обдала светлую тюль возле столика и теперь стекала вниз никуда не торопясь.
Практически единственная радость в этих декабрьских безотрадных буднях – утренний кофе, и та превратилась в неприятность.
Как могла она забыть про вазу!
Анна собирала осколки, вытирала стол, подставив ладошку, чтоб не накапать, бежала с салфеткой в ванну, а потом с грустью смотрела на штору.
Ну ее, эту тюль! Кто увидит это пятно, кроме нее? Да никто…
Пусть так и висит с пятном до поры до времени, до объявления войны беспорядку. А пока воевать совсем не хотелось.
Она пошла на кухню. День не задался прямо с утра. Впрочем – не удивительно.
Прошедший год был очень плохим. Во-первых, умерла мама. Ане шел тридцать пятый год, а маме было всего шестьдесят семь. Так неожиданно всё случилось. Болезнь – больница – смерть – приезд брата – похороны.
Мамочка…
Потом долго приходило осознание, что все случившееся – не сон, что мамы нет, и не будет больше рядом.
Уже много лет отмечали они Новый год втроём. Аня, мама и соседка – старая одинокая Вера Семёновна.
Вера Семёновна – женщина была приятная, интеллигентная. В свое время преподавала она в педагогическом колледже.
Соседка никогда не напрашивалась на празднование, хоть была и одинока. Мама приглашала ее сама. Смотрели телевизор, угощались, слушали президента, чокались шампанским…
Вера Семеновна надевала неизменное платье с черным гипюровым рукавом и всегда повторяла, что платье стало ей велико, была она значительно полнее.
После ухода мамы на Аню все чаще нападала хандра, все чаще думала она о своей неудачной личной жизни.
Мама ушла, и ушли вместе с нею недоделанные дела, её желание и мечты, отложенные в долгий ящик. Ушли неувиденные мамой места, непрочитанные книги, непосаженные в небольшом огороде за домом овощи и цветы.
Мама хотела котенка белого. Все откладывали и откладывали… Анна теперь и думать не могла о том, чтоб завести котенка. Казалось, будет он ей напоминать о маме.
Ушла и возможность сказать маме то, что всё некогда или недосуг было сказать – слова о том, как она ее любит.
А ещё мама очень ждала внуков от нее. У нее были, конечно, внуки от сына, но Аниных она ждала невероятно, хоть и не говорила об этом часто.
И все же у мамы осталась она – дочь, сын, да и внуки.
А что останется после нее? Эти стены в светлых обоях? Шкаф с одеждой? Украшения? И всё…
И ведь время летит беспощадно, лети-ит…
Анна все ходила и напевала песню, которая олицетворяла ее мечты о счастье:
– Ты, да я, да мы с тобой,
Ты, да я, да мы с тобой,
Хорошо, когда на свете есть друзья.
Если б жили все в одиночку,
То уже давно на кусочки
Развалилась бы наверное Земля.
