— Дайте мне второй шааанс, — опять заныла девчонка, вынула из маленького кармашка носовой платок, быстро вытерла нос.

Платочек был белый, с голубенькой каймой и цветочками по уголкам.
«Трогательно, — подумал Андрей. — Ишь! Как ведь чувствует, что не люблю, не переношу я женских слез!»
— Никаких шансов. Попробуйте на следующий год, душа моя, а пока, хотите, я вас санитарочкой устрою в больницу? Работа грязная, тяжёлая, но зато уж посмотрите, так сказать, изнутри, где работать хотите. Вы–то все, — Андрей Юрьевич оглядел полный студентов двор института, — все представляете себе халат белоснежный, блестящие инструменты, коридор, всё стерильно и солнечно, и вы идете, такие все полубоги, киваете пациентам, а они на вас смотрят умоляюще, приниженно. Так?! — профессор опять поднырнул под девчушкину панамку, замер. — Сколько ж у тебя веснушек, Красильникова! Ну любит тебя солнышко, всю зацеловало.
И вдруг хохотнул. Ему стало весело и от этих нежных, светло–охристых веснушек на девичей коже, и от того, что солнце ее, эту Дашку Красильникову, целует взахлеб, и от того, что сегодня у жены день рождения, и они поедут на дачу, а там окуньки, щучка ходит, зубастая, ловкая, попробуй, поймай! И пчелы в ульях сидят, жужжат возмущенно, а Андрюша с ними разговаривает, уму–разуму учит.
Дарья изумленно подняла голову, прищурилась. Профессор, а смеется… Странно. И вообще всё это неправильно, нехорошо! Она так готовилась, а всё перепутала, смутилась перед комиссией, мяла потными руками билетик, глаза поднять боялась. Ну что ж такое…
— Ээээ… Извините, я не над вами смеюсь. Вы, Дарья, очень красивая девушка, — разоткровенничался Андрей Юрьевич. — Фух, а давайте–ка по мороженому! Не могу, жара какая, а! — Он оттянул воротничок рубашки, зажав подмышкой свой потрепанный портфельчик. — Да не краснейте! Я же вас не в ресторан зову или в кордебалет, а просто съесть мороженое. Так, вот вам деньги, — он покопался в кармане брюк, весь взмыленный под шерстяным пиджаком, взопревший, вынул скомканные бумажки. — Идите и купите себе и мне по мороженому. Я вас на лавке буду ждать. Вот там! — профессор махнул рукой в сторону.
Даша прищурилась, пожала плечами.
— А какое вам взять? — тихо спросила она.
— Любое. И побыстрее. А то вместо профессора останется мокрое место, а оно, душенька, никогда не устроит вас санитарочкой. Бегом, Дарья!
Он с удовольствием наблюдал, как Дашка действительно припустилась своими худыми, маленькими ножками к мороженщице.
— Ну девчонка совсем, как есть, ребенок! — покачал он головой. — Откуда ж такая на нашу голову?!..
Усевшись на скамейку и пристроив рядом портфель, Андрей Юрьевич вынул из кармана пиджака носовой платок. Он, в отличие от Дашиного, был огромный, в крупную сине–зеленую клетку, совершенно уродливый. Промакнув лоб и протерев шею, профессор поморщился. Противно! Противно быть потным, уставшим и старым. Противно ощущать своё величие рядом с этой веснушчатой, нежной девочкой. И не потому противно, что хочется с ней флиртовать, нет! Упаси, Боже! Андрюша любит свою жену больше жизни, на студенток никогда не засматривается. Просто жалко, что жизнь прошла, и остается только любоваться чужой жизнью, молодой, смелой, как эта Красильникова, упрямой и уверенной. И всё у них, этих Красильниковых, впереди, и кажется, что они будут лучше нас, поизносившихся, плешивых, отслуживших своё…
Андрей Юрьевич всё ещё внимательно смотрел на подошедшую Дарью. Та смутилась.
— Почему вы так меня изучаете? Вот мороженое, я вам пломбир взяла… — Девушка протянула мужчине завернутый в бумажку холодный брикетик.
— А себе? Себе что? — профессор с досадой оглядел пустые руки девчонки. — Я же сказал, чтобы два взяли. Ну вот, вы уже не слушаетесь! Как же дальше? Что дальше? А я вам скажу! — Он страшно выпучил глаза, сделавшись похожим на ту самую щуку, которую собирался выловить завтра в прудике у дома. — Ни–че–го! Вам велено, а вы не делаете! Вам говорят, а вы не слушаете! Вы…
— Нет! Нет, я поняла! Я сейчас! Сейчас! — красно–белая панамка опрометью кинулась обратно к мороженщице, купила второй пломбир, прибежала обратно. — Вот! — И плюхнулась на скамейку рядом с профессорским портфелем.
— Ешьте, — приказал Андрей Юрьевич. — А потом до свидания. У меня много дел, мне ещё супругу на дачу везти, грузиться, узлы–свертки–котомки носить. Ешьте–ешьте! А вы сейчас куда?
Дарья вытерла пальчиком уголок рта, пожала плечами. Мороженое было всем не вкусное, приторно–сладкое, слишком жирное. От него только пить захочется…
— То есть как не знаете? Вы же где–то обретаетесь? — возмущенно топнул ногой Андрей Юрьевич. Вот опять он будет волноваться, что она бесхозная…
Даша подумала, что если бы у него была борода, то профессор вполне сошел бы за старика Хоттабыча. Очень похож, даже удивительно.
— Обретаюсь, — согласилась девчонка. — Я у тётки пока остановилась. Но сегодня к ней приезжает родня, из Воркуты, кажется, а я, значит, уйду. Не резиновая же квартира.
Да, тетя Лена так и сказала, что, мол, Даш, ты совесть–то поимей, квартира не резиновая. Не поступила — уезжай. И весь разговор.

Читай продолжение на следующей странице
Остров вкуса