Все разом засуетились, стали щупать его пульс, посыпались диагнозы. Тая и не заметила, как уже сидит в машине, а Андрюшина голова покоится на её коленях. Машина куда–то едет, уже совсем темно, вдоль дороги нет фонарей, и становится страшно.
— Что с ним, а? Что? Скорее же! Скорее! — шепчет Таисия, крепко схватив мужа за руку. А тот как будто спит, стонет только иногда.
— Сердце, наверное. Да что ж такое! — сидевший за рулем друг семьи, Игорь, выругался, вглядываясь вперед, в месиво фар и стоящих по обочине людей. — Почему стоим? Нам срочно проехать надо! — закричал он, опустив стекло.
— Вертай взад, — шлепая губами, ответил какой–то старик. — Бензовоз перевернулся, всю дорогу перегородил. И кто им права выдает, молокососам этим! — плюнул и пошел куда–то, а Игорь выскочил, догнал его, схватил за рукав.
— Ближайшая больница где? Больница мне нужна, отец. Куда ехать?
— Дык назад и в объезд, к поселку. Там, конечно, больница — одно название, но других нет. А чего? Рожаете? — кивнул дед на скрючившуюся над мужем Таечку. — У нас в деревне повитуха есть, ловкая, вмиг разродится краля твоя. Позвать?
Но Игорь его уже не слушал. Развернув машину, помчались «в объезд».
— Ну вот как так–то, Таисия?! Ни лекарств, ничего в доме нет! Сапожник без сапог, прости, Господи! — ругался Игорь. — Ну не дети уже, надо понимать!
Игорь, Паша, Виктор с женой… Да все, кто были сегодня в гостях у Андрея Юрьевича, к медицине не имели совершенно никакого отношения, могли разве что корвалол дать или аспирин найти в аптечке. Тая, женщина творческая, филолог, тоже в лекарствах не разбиралась, всегда полагалась на мужа, а тут…
Женщина слушала, как распекает её Игорь, кивала, хотя совершенно ничего не понимала, только гладила Андрея по голове и плакала.
До поселковой больницы, серого трёхэтажного здания с желто–зелеными разводами плесени под кое–где облупившейся штукатуркой, доехали ближе к ночи.
— Где у вас тут приемный покой? — крикнул сидящему на лавке дворнику Игорь. — У нас, похоже, инфаркт! Врача зови! Зови, говорю, врача!
Дворник слабо дернулся, скривился весь, как будто ему дали съесть лимон, зябко передернул плечами.
— У нас тут везде покой, барин! Везде, где хошь. Инфаркт? Это который микарды? Старуха моя от него померла. Да… Да… — заплетающимся языком стал он рассказывать, как хоронил свою «старуху», как плакали над могилкой её сестры, как…
— Хватит! Я сказал, зови врача! Светила Гиппократовские где тут у вас?! Тая! Беги внутрь, пусть каталку везут! Андрей, потерпи, родной, потерпи… — приговаривал Игорь, похлопывая друга по щекам.
Таисия поднялась по ступенькам деревянного крыльца, дернула рукой дверь. Та оказалась заперта. Тогда женщина принялась барабанить руками по доскам, топать и кричать.
Наконец за дверью что–то клацнуло, к ней вышел Николай Фомич, как обычно, заспанный, краснолицый, с крепким запахом перегара, от которого у Таи закружилась голова.
— Ну чего шумите–то, черти? Женщина, не топайте так, голова раскалывается. Ну чего у вас тут? Да не частите! — закричал он на Таю, та замолчала, выпрямилась, а потом, оттолкнув доктора, пошла внутрь…
… Андрей Юрьевич лежал в пустой, холодной палате. За окнами едва–едва забрезжил рассвет. Он пробивался сквозь обклеенные бумагой окна, полз по выкрашенным в грустный голубой цвет стенам, потом стекал на пол и терялся в темном цвете линолеума.
— Тая… Таечка… — позвал мужчина, повернул голову. Что с ним, где он, почему вокруг так некрасиво и пахнет хлоркой? Почему болит голова и в груди печет?
Жена сидела рядом, на жёстком металлическом стуле, и спала. Андрей хотел дотронуться до её руки, но не смог пошевелиться, застонал и закрыл глаза.
И тут двухстворчатая дверь палаты открылась, внутрь прошла какая–то женщина в синем халате и с косынкой на голове. Слишком большой халат на худой её фигурке болтался мантией, но женщину это не смущало. Она поправила косынку, тихонько подошла к лежащему на койке мужчине, быстро посмотрела на спящую женщину, покачала головой.
— Водички? Давайте, попьем водички! — склонилась она над профессором, осторожно приподняла его голову. — Ой…
— Красильникова?! Вы?! — изумленно спросил Андрей Юрьевич усыпанный веснушками носик. Носик кивнул, губы улыбнулись.
— Я, Андрей Юрьевич. Но вы бы не волновались. Наш Николай Фомич сказал, что инфаркта не было, что–то другое. Но вам нельзя волноваться. Вот, попейте. Ох, какой вы бледный…
Она поднесла к его губам стакан, мужчина сделал несколько глотков, благодарно кивнул.
— Дарья, что вы тут делаете? Я искал вас в списках, два года искал, а вы… Ну как же так, Красильникова?! — возмущенно зашептал он, но Даша прислонила палец к своим губам, велела профессору замолчать.
— Я приеду. В этом году обязательно приеду. Просто… Просто тогда, в тот раз, я вернулась, и Вова встретил меня на станции, а потом мы поженились, у нас родился Сережка. Он был такой маленький, что я не смогла от него уехать, понимаете?.. И вот, я устроилась санитаркой, как вы говорили. Я многому научилась и…
— Где, Дарья?! В этой дыре? Что это вообще за больница? — застонал Андрей Юрьевич. — Чему здесь можно научиться, Даша? Это ужасно!
— Ужасно, — согласилась санитарка. — Вот поэтому я и решила стать врачом. Стану, приеду сюда и всё–всё поменяю!
— Или сопьешься, как этот ваш врач, что меня смотрел, — усмехнулся профессор. — Кошмар!
— Я тоже раньше так думала, Андрей Юрьевич, — Даша поправила под головой больного подушку, подоткнула одеяло. — Я мечтала его прогнать, а самой всё здесь поменять. А когда стала тут работать, поняла, что он тоже хочет, но нет уже сил… Он писал, требовал, жаловался, но… Таких больниц очень много, очень! До нас пока не дошла очередь.
— Да её ломать надо, эту вашу богадельню! Ломать! — разошелся профессор, приподнялся на локте, стал бить кулаком по одеялу. — Плесень и сквозняки, никакого ухода. Ничего!
— Андрюша! — встрепенулась Таисия. — Андрюша, не надо так кричать! Тебе нельзя. Успокойся!
Даша улыбнулась.
— Вы похожи на Хоттабыча, — сказала она. — Бороду вам бы только и…
— Что?! Что?! Красильникова! Вы, Красильникова… Вы…
— Я. Я Красильникова. А вы профессор, и никакой вы не Хоттабыч. Ну простите меня, простите! Я сейчас врача позову. Таисия…
— Фёдоровна.
— Таисия Фёдоровна, пойдемте, я вам чай налью. С пряниками. Будете пряники? — Даша совершенно просто, как будто знала эту женщину сто лет, взяла её за руку, повела куда–то. — Да не волнуйтесь вы так. У нас хороший врач, только устал он очень… Устал…
… — Колька?! Ты? — профессор удивленно смотрел на стоящего перед ним мужчину, сутулого, неказистого, лохматого. Николай Фомич давно не носил белую шапочку, да и белый халат его стал серовато–желтым, замызганным, как вся его жизнь.
— Я, друг, я… Узнал? Значит не совсем я пропал! — Врач засмеялся, да как–то невесело.
— Как же ты здесь? Тут же совершенно невозможно работать, Коля! Ты же такие надежды подавал! И вдруг здесь… Спился? — кивнул сам себе Андрей.