Вот уже Семён покрикивает на жену (да он и сразу спуску не давал), а нынче совсем раздухарился.

— Сема, а картоху-то когда уберешь, а то спотыкаемся, — говорит ему Ксения.

— Чего ноешь прежде времени? — спрашивает он, и так на нее зыркнет темными глазищами — сразу замолчит.

Подхватит Ксения Маришку, дочку любимую, и уходит в дом.

Так-то Семён — хозяин, и распоряжается по-хозяйски. Но уж больно груб с женой. Особенно когда выпьет. По столу кулаком стучит, трёхлетнюю дочку пугает, жену строжит. А она, как цыпленок, сожмется вся, молчит, готова забиться куда-нибудь, чтобы переждать «бурю».

— Опять буянишь? — спрашивает его мать Наталья. — Уймись, хватит уже.

Она только что пришла к ним, а уж сразу видно, в каком настроении сын.

— Мать, все нормально, сам поругал, сам пожалел, — хвастается он. А на

Ксении лица нет, от его ругани бледная стоит.

— Иди, а то там сарай у тебя открыт, — говорит мать.

Семён, недовольный, что побеспокоили его, хоть и ворчит, но одевается и выходит.

— Ну скажите вы ему, — просит Ксения и показывает синяк на руке. — А вчера Людмила Звягина приходила, вроде как про колодец у Семы спрашивала, ну как вроде посоветоваться. Из дома вместе вышли… жду-жду, а его нет. Вышла позвать… а он у старой кухни в обнимку с ней…

Ксения заплакала.

— Вот же зараза эта Людка! — С досадой сказала Наталья. — Икшался же он с ней поначалу, да она ведь замуж выскочила. А нынче развелась… получается, снова Семёну житья не даёт.

— Налетает без причины на меня, — продолжала Ксения. Хоть бы вы ему сказали…

— Да уж сколь раз говорила, а чего толку, видно, весь в отца, я ведь сама намаялась… Ну я хоть побойчее была, ты уж совсем… послушная.

Наталья взяла внучку Маришку на колени, поцеловала ее и, тяжело вздохнув, сказала: — Уж больно покорная ты, Ксения. Вот всем хороша, но тихая слишком, лишнего слова не скажешь, видно, слаба характером-то.
— Ксенька, собирайся, к куму с кумой едем! — Заявил с порога Семён.

А время было осеннее, почти предзимье. В огородах все давно убрали, ночью морозец, днём тоже зябко, листья уже облетели и ветви беззащитно колыхаются от ветра.

— Ой, Сема, а как же Мариша? Наталья Степановна-то на работе нынче, с кем же дочку оставим?

— А ты чего раньше думала? На прошлой неделе тебе ещё говорил. — Рыкнул Семён.

Ксения хотела возразить, но испугалась его гнева и стала собираться. А ведь заикнулся он тогда, а решение так и не принял. А нынче сказал, как отрезал.

Ксения первым делом побежала к соседке тете Мане.

— Выручите, тетя Маня, вот сейчас утречком уезжаем в Колязино, а дочку не с кем оставить. До вечера можно?

Тетя Маня, добрая душа, всегда сочувствовала молодой соседке, и они с дедом Иваном частенько баловали Маришу то печеньем, то конфетами.

— Приводи дитё, посидим, чего нам делать-то.

— Вот ведь ты, Ксенька, пройдоха, спихнула Маринку соседям, — ворчал Семён, — можно было и с собой взять.

— Да маленькая она ещё, зачем по холоду возить, — оправдывалась жена.

В Колязино решили поехать, чтобы поздравить кума Сергея с днём рождения. Серёга — давний товарищ Семена. Ну и посидеть, конечно, по маленькой намахнуть, похвалиться, кто и как живёт.

Автобус уже скоро отойдет, а Семён деньги забыл. Хлопнул себя по карманам с досады, беги, говорит, жене в дом, там, в комоде, деньги.

— Так есть у меня с собой, — отвечает она, хватит поди.

— А если не хватит? Возьми, говорю, тебе!

Ксения торопливо идёт в дом, всё пересмотрела в первом столике, ничего не нашла. Торопится, переживает… догадалась старую куртку мужнину посмотреть, вот там и нашла получку, видно, ещё не успел в комод убрать.