Когда объявили о вторжении немцев, Мария была на восьмом месяце.

В июле того же года Молдавию оккупировали немецко-румынские войска. Что будет дальше? Ползли слухи о неслыханных зверствах румынских захватчиков… А Мария одна, муж ушёл добровольцем, а дети у неё мал мала меньше: старшей Наташе девять и младшему три года. Куда ещё пятого? Не нужен он ей!
К детям Мария вообще относилась прагматично, без особой любви, как к какой-то неотъемлемой, но не очень приятной стороне жизни. Они рождались помимо её желания и у Марии не срабатывал по отношению к ним безусловный инстинкт любви. Вот как поросята бегают у неё по двору или куры — приблизительно одинаковое восприятие. Со всеми отпрысками Мария вела себя одинаково сухо, отстранённо и нередко показывала грубость.
И пятый к ней на голову… Мария скосила глаза на голенькое, хрупкое тельце ребёнка. Свет луны проникал сквозь широкие щели сарая, освещал фрагментами то, что было внутри: деревянные рукоятки лопат и вил; перегородку, за которой спали индюшки; густую, старую паутину, скопившуюся по углам, напоминающую серые лохмотья ткани.
Она лежала так до самого предрассветного часа, то проваливаясь в короткий сон, то просыпаясь от кряхтения и возни ребёнка, который был голодным и не сдавался, чувствуя тепло матери и её запах. Он предпринимал беспокойные попытки найти заветный с*сок, повинуясь чистым инстинктам, но был ещё слишком слаб и неопытен, чтобы понимать где именно нужно искать. Выдохшись, мальчик делал паузы и лежал на животе неподвижно, но неистребимая жажда жизни вновь заставляла его шевелиться. Мария ему не помогала, он был абсолютно ей безразличен.
Когда небо посветлело до насыщенно-синего цвета и далеко на востоке забрезжила полоса рассвета, Мария поднялась вместе с ребёнком. Спина мальчика была холодной из-за утренней прохлады и Мария завернула его в старую и вонючую тряпку, которая висела на перегородке. Она сделала это не из побуждений заботы, а для того, чтобы спрятать младенца от случайных глаз.
Она стояла на пороге сарая, глядя на темные просторы леса за деревней, чувствуя слабость в ногах. Что-то капало из неё на разбросанную под ногами солому, она знала, что это, к*овь, куда без нее. Не было желания смотреть вниз.