Из криво сколоченной будки вылез облезлый пёс и гремя цепью, слабо зашавкал, ибо лаем это назвать было нельзя, так тлеют догорающие угли из последних сил, нет- нет, да вспыхнут языки пламени.

Так и собака, опустив кудлатую голову свою, начала что -то лаять, но потом развернулась и, гремя цепью, запрыгнула в будку.
Иван видел, что из окна за ним наблюдают глаза, острые, настороженные, они смотрят и следят за каждым его действием.
Он развернулся и направился к дому, быстрым шагом пересёк двор, толкнул дверь, закрыто.
Понаддал плечом, ввалился в тёмные, глухие сени, опахнуло чем-то кислым, будто пропавшей капустой.
Нашарил вторую дверь, оббитую старыми телогрейками, потянул за ржавую скобу, дверь со скрипом открылась.
Пригнувшись, Иван попал внутрь.
Холодно, это он почувствовал через тулуп.
У стола сидит испуганная девчонка, лет одиннадцати, светлые косы перекинуты по обеим сторонам, на руках держит ребенка, мальчик или девочка непонятно, сидит притулившись к девчонке и сосёт кулак.
У печки, с поленом в руке стоит пацан, возраста девчонки, может постарше на пару лет, в нелепой позе, будто хочет кинуться, смотрит на Ивана подросток, кого-то смутно ему напоминающего.
Они все замерли, кроме младшего и смотрят на Ивана.
Двое средних напугано, старший с вызовом, а младший просто, не понимая, что происходит.
Иван перевёл взгляд на того, что у печи.
-Дрова положи, — разлепил ссохшиеся губы, нахмурив брови, произнёс едва, — ну.
Мальчишка аккуратно положил полено около чисто выбеленной печи, дом был очень контрастный.
Неказистый и покривившийся снаружи, он был чистеньким и уютным изнутри.
Хоть и было холодно, но Иван ощутил какое-то тепло, тепло, исходящее от детей.
-Из печи вытащи, дрова из печи, грю вытащи, все до единого.
Слёзы большие и крупные побежали из глаз девчонки, мальчик покраснел и тоже едва сдерживал их, эти самые слёзы.