На десятилетие родители подарили мне шахматы. В складном деревянном коробе лежали изящные фигурки покрытые лаком. Отец показал как они ходят, разъяснил суть игры и вручил книгу с этюдами Ботвинника.
Чаще всего я разбирал упражнения во дворе на скамейке.

-Что это за игра у тебя такая, меня научить можешь? – я обернулся, за моей спиной стоял Вовка.

Я рассказал ему все, что знал про шахматы, а потом мы играли с ним до позднего вечера.
Утром он снова ждал меня на скамейке; его лицо и руки были в синяках и ссадинах.
Все лето мы с Вовкой сражались на равных.

-А у меня сегодня день рождения – сказал Вовка – только мне никогда ничего не дарят. Сегодня они опять напьются – он вздохнул и кивнул в сторону своих окон – и папка снова начнёт драться.

-Это тебе – я протянул Вовке книгу с шахматными этюдами – с ними можно играть без доски – в голове, и я поздравляю тебя с днём рождения.

От неожиданности Вовка взмахнул рукой и сбил с переносья простенькие пластмассовые очки со сломанной, но аккуратно замотанной синей изоляционной лентой дужкой, шмыгнул носом, пугливо оглянулся на свои окна и его влажные глаза с длинными густыми ресницами наполнились слезами. Он всхлипнул, словно собирался заплакать, наклонился, поднял с травы очки, потер стекла кончиком рубахи и дрожащей рукой водрузил их на нос, а потом со смущенной улыбкой на лице прошептал: «елки зеленые…», и спрятал книгу за пазуху.

Потом он еще долго сидел на скамейке и с тоской смотрел на голые окна своей квартиры, ожидая, когда в них погаснет лампочка, словно голова змеи, свисающая с потолка на длинном тонком проводе.

Утром у нашего подъезда стояли машины: скорая и милицейская, а строгая тетка в темном костюме – мама назвала ее соцработником – куда-то вела испуганного Вовку за руку; за плечами у него был тощий рюкзак, а другой рукой он прижимал к груди книгу.

Папа сказал, что Вовкины родители отравились паленой водкой.