Под взглядом этой женщины Наталка съёживалась, как кролик перед розовой пастью удава. Отвести глаза невозможно и Наталка, глядя исподлобья на это хмурое, недоброе лицо, чувствовала себя подвешенным за верёвочку зверьком, нагим и беззащитным, и её детские ладони, сжимающие денюжку на хлеб, намокали от холодного липкого пота. Кажется, эта женщина находит её омерзительной и абсолютно бесполезной для мира. Кажется, она считает, что такое отребье, как Наталка, вообще не должно ходить по земле, ибо она мусор, грязь, пятно на теле людском…

Сначала она ощутила её кожей. Быстрый, пронзительный взгляд на чумазое лицо Наталки… Попытка понять, о чём думает мелкая замухрышка… Женщина недовольна! Она всегда недовольна Наталкой, хотя та даже не знает, как эту женщину зовут. Женщина задерживает взгляд на испачканных руках Наталки, которые она держит перед собой, боясь обронить деньги… Левый уголок женского рта устремляется вниз, а правый искривляется судорогой… Она уходит, наконец, из магазина, пристукивая по своему бедру авоськой, и Наталка выдыхает. Окончен ещё один бой.

Наталка перевела дух и подошла к прилавку. Её не замечали. Продавщица уже наклонилась через прилавок к тёте Рае и сама тётя Рая тоже подалась вперёд. Когда та женщина сошла с крыльца, продавщица сказала склочным, ворчливым голосом:

— Танька эта, — мотнула она крупной головой в сторону двери, — слышала чё? Хахаля своего всё-таки выгнала, алкашню эту. Съехал он. Полгода всего пожили.