Остальные девочки тоже с интересом слушали этот разговор, и Елена Викторовна решила, что он все же не для посторонних ушей.
— Пойдем со мной.
Воспитатель отвела Свету в один из кабинетов и сочувственно посмотрела на нее.
— Твоя мама, конечно, совершила много ошибок. Но она явно пытается исправиться. Не зря же ей позволили тебя забрать.
— Думаете, это в первый раз? – Света хмыкнула и покачала головой. – Я в детском доме уже второй раз. Когда меня забрали впервые, мама сделала вид, что встала на путь исправления. Спрятала бутылки, убралась в доме, купила какую-то еду, устроилась на работу. И когда к ней пришли с проверкой, все выглядело довольно мило. А потом меня вернули, а мама снова расслабилась. Я ей нужна лишь для того, чтобы пособия получать.
— Свет, но я никак на это не могу повлиять. Да и дома все же, наверное, лучше, — продолжала уговаривать Елена Викторовна.
— Лучше?! А вы знаете, что значит голодать? Или, что значит идти в школу в тонких, рваных ботинках, когда на улице минус двадцать? Или прятаться в своей комнате и молиться, чтобы мамины собутыльники к тебе не зашли? Почему ее не лишат, в конце концов, родительских прав?!
У Светы на глазах выступили слезы. Да, ей не нравилось в детдоме, но здесь она знала, что ее накормят и оденут. И что она, относительно, в безопасности. А дома все не так.
— Я не могу тебе ничем помочь, — вздохнула воспитатель.
Ей было искренне жаль Свету. Девочка бойкая, умная, что удивительно для детского дома. Возможно, и ее мать когда-то была довольно интересным человеком, пока не спилась. И несмотря на то, что Елена Викторовна работает в детском доме уже семь лет, она впервые столкнулась с тем, чтобы ребенок не хотел ехать домой.