Но и среди палаточных нашелся мужичок, побежавший в ординаторскую с жалобой на уборщицу, мол, от хлорки глаза режет.

Хлорки уборщица стала добавлять меньше, но мыть стала реже и гораздо хуже – мстила. Она громко стучала шваброй по ножкам кровати и бурчала. Ругала мужчин в целом, мужа, больницу, врачей, время и все правительство. Вероятно, они и были причиной всех ее напастей, а отсутствие хлорки в ведре обострило их.
Мужчины быстро подбирали тапки, отмалчивались, пока шла ворчливая и размашистая уборка.
И тут в палату положили старичка. Вместо ноги у него – протез. И теперь через день прибегали к нему внучка и дочка. Такой трепетной заботы нельзя было не заметить. Деда переодевали, оставляли горячее, следили за лечением. А ещё дочка его Маша затыкала и заклеила раму окна.
– Ну, какое тут лечение воспаления легких! Дует же…
В первый же приход она пошла к уборщице и вернулась с ведром воды и шваброй. Быстро, но тщательно помыла в палате пол, и делала это теперь каждый раз.
– Какая дочка у тебя замечательная, дед. Заботливая. В мать, наверное. Жена-то добрая была, поди? Дочь сказала, что нет жены уже, – на соседней койке интересовался деревенский мужичок средних лет.
– Нету.
– Померла?
– Не-ет. Не было никогда. Вернее, матери ее я не знал. Одни так и жили.
Мужчины в палате прислушались.
– Это как? А дочка?
– Дочка? А… Так не родная она мне. Я ее в пятидесятом взял. Приютил, так сказать.
– Приютил? Это как? Родственница что ли? – опершись на локоть, разговор внимательно слушал молодой покашливающий парень.
– Нет… Нашел, можно сказать. В подвале у меня, в мастерской. Училась она, голодала. Времена тяжелые тогда были, никак с войны не оклемались. Так вот и остались вместе. За отца ей стал, хоть и не рОстил.
– Вот это да. Расскажешь, дед?
– Попозже, может. Не могу сейчас, задыхаюся…, – дед и правда кашлял, говорил тяжело.
Все согласились. В палате повисла тишина, мужики задумались, и каждый представлял свое, думал уже о себе и о своих близких.
Дочери деда Вениамина шло годам к пятидесяти. Была она мила, ухожена до модности, чувствовалась в ней образованность. Мужикам даже неловко было, что такая женщина моет им пол. Но делала она это охотно, ловко, как-будто шутя. Скользила по палате бесшумно, стараясь никому не помешать.
Дед сказал, что нашел ее в подвале. Это ж надо…
А дед повернулся на бок, закрыл глаза, и стал вспоминать. Совсем недавно они с Машей говорили об этом. И Маша вспоминала подробно всю тогдашнюю свою историю.