Мать махала на него полотенцем, шипела, плакала.

Приводила железные доводы и внимала к логике. Но Гена был неумолим. Из-за Юльки он потерял всё, что было для него особенно дорого.
За окном шумел ветер, гоняя по улице жёлтые листья. Юля знала, что сегодня он приедет. Папа. Её папа. Она ждала этого момента всю неделю, считая дни и часы. Бабушка специально забрала её к себе после школы. Ей было всего семь лет, но она уже понимала, что её папа — не такой, как у других детей. Он не жил с ними. Они виделись редко, и каждый раз, когда она видела его, её сердце начинало биться чаще, а в груди появлялось странное, щемящее чувство. Она не знала, как его назвать, но оно было похоже на смесь радости и страха. Радость от встречи. Страх перед его холодностью и безразличием.
— Бабушка, папа скоро? — обернулась она к бабушке, которая бросала в кипящую воду домашние вареники.
— Скоро, милая, — ответила бабушка, и в её голосе Юля уловила тревогу. А может это была грусть, такая же, как у Юли? Или разочарование, как у отца? Юля не знала. Она просто ждала.
И вот, наконец, за окном показалась знакомая машина. Юля вскрикнула от радости и бросилась к двери.
— Папа! Папочка! — кричала она, выбегая на улицу.
Второй этаж. Деревянные, крашенные-перекрашенные перила. Спёртый запах старого подъезда. Бабушка жила в рыжей, повидавшей жизнь двухэтажке. Таким же был и прямоугольный двор: напротив окон гаражи, суровая песочница по центру между ними, тут же облезлая лавочка под липой и место для пары машин. Её ножки застучали по ступенькам, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Она не должна была бросаться встречать его так навязчиво, но ноги сами ринулись в туфли и разогнались вниз по ступенькам, скорее вниз.
Она видела, как он выходит из машины, высокий, строгий, с сумкой в руке. Он обернулся на её крик, но его лицо осталось холодным, как камень.
— Привет, Юля, — сказал он, не улыбаясь. Его голос был ровным, без эмоций. — Не знал, что ты будешь у бабушки. Она могла бы и предупредить, я бы… — запнулся он и ещё раз посмотрел в лицо дочери, озарённое скромной, но явной надеждой, — я бы купил тебе шоколадку.
— Ах, папа! — она обняла его за ноги, но он не наклонился, не приподнял её, как это делали папы других детей. Он просто стоял, глядя куда-то поверх её головы.
— Ну, пойдём, — сказал он, слегка отстранив её. — Нечего тут на улице стоять.
У Юли упало сердце, но она тут же приободрилась, утешив себя новой детской иллюзией. «Папа просто голодный. Вот сейчас мы сядем и я выберу для него самые красивые вареники. И сметаны предложу. Папа сразу повеселеет». Она забежала на шаг вперёд и озарила его улыбкой, но он сказал:
— Лучше иди позади, не крутись под ногами.
Она хотела, чтобы он улыбнулся, потискал её, чтобы он сказал, что скучал. Но он просто шёл вперёд, а она бежала за ним, стараясь не отставать.
— Папа, я тебе рисунок нарисовала! — кричала она, пытаясь привлечь его внимание. — Хочешь, покажу?