Кошка, угольно-черная, грустная, сидела, обвив лапы хвостом, и смотрела в окно.

Хозяйка ушла три дня назад. А, может быть, и четыре. Она обещала вернуться и забрать Марфу с собой. Но вот только говорила Сашенька об этом как-то неуверенно, с сомнением. Кошка ластилась к ее ногам, норовя вскочить на колени, но хозяйка быстро развернулась, взяла сумку и, выйдя за порог, хлопнула дверью. В замке что-то щелкнуло. Кошка смотрела сквозь давно не мытое стекло, как Сашенька спешит по дорожке к калитке, как на ходу задевает большой цветок георгина, что бордовым фонарем торчит у самого прохода. Цветок ломается, падает в лужу и замирает в ней, смешанный с грязью и глиной сентябрьской распутицы.

Саша даже не оглянулась. Выйдя за калитку, она вынула из кармана ключи и, недолго думая, бросила их в кусты.

Уже через десять минут Александра сидела в электричке. Она смотрела в окно. По стеклу струились дорожки воды. Небо плакало, не стесняясь, навзрыд, на разрыв. Саша потерла виски. У нее начинала болеть голова. Нужно поспать, но уснуть не получалось…

А в брошенном доме жалобно мяукала кошка. Она бродила по пустым комнатам, тыкалась носом в миску и стонала, почти как человек.

Марфа, последняя из новорожденных котят, была черная как ночь, как сама тьма, что преобразилась вдруг в это маленькое существо. А изумрудные глаза внимательно следили за всем, что происходит вокруг.

-Вот, Саша! Твоя она будет. Мне уже таких забот не надо, — со вздохом сказала тетя Фатима. — Пришла и твоя очередь.