Прохор знал, что от жены ему несдобровать, но, кроме дома, возвращаться было некуда.

Работал Прохор на лесхозе в соседнем посёлке городского типа и путь до дома через лес занимал минут тридцать-сорок. Лебезя и заикаясь, Прохор заверил жену, что прибудет через полчаса. Прошло уже два.
В ванной закончилась литься вода и вскоре оттуда вышла дочь в ночнушке из пёстрой фланели.
— Мам… Ну что ты сидишь тут второй час? Иди спать, придёт он и так, всё равно отметелить успеешь.
— Сама спи и не лезь во взрослые дела, — отрезала, не поднимая глаз, Наталья.
— Да вижу я какие вы взрослые, прямо из ушей ваша взрослость вываливается.
— Не дерзи! Ха! Цыц! Слышь?!
Как хищный зверь, Наталья сменила позицию: встала и взяла в руки увесистую скалку.
— Идёт псина шелудивая, чёрт его за ногу…
Мать и дочь прислушались. По ступеням застучали бодрые шаги. Затем этот кто-то скоростной иноходью начал преодолевать длинный коридор их этажа.
Наталья разочарованно поставила назад скалку.
— Это не Прохор. Тверёзый кто-то. Папашка ваш будет еле ползти и по стенам плечами шаркать.
Только она сказала это, как в дверь настойчиво затарабанили.
— Натка, Натка, пусти! Я это, муж твой! Скорей же!
Поразившись твёрдости его голоса, Наталья отворила дверь. Прохор быстро вошёл, закрылся на все замки и вставил в рейку дверную цепочку. Только теперь он выдохнул и бахнулся спиной о стену. Выглядел он совершенно трезвым и выдавал его только убийственный перегар, амбре которого мигом долетело до носа дочери и та поморщилась, фукнула. Лицо Прохора было белоснежным, как только что испробовавшая хлорки старая простынь — ни кровинки, ни пятнышка. Глаза же его буквально вываливались из орбит, в них застыл неподдельный ужас и Прохор поводил ими, как безумный и не было в нём мочи сосредоточиться хоть на чём-то. Ко всему прочему, он был весь вывалян в снег. Наталья застыла с полуоткрытым ртом, она тут, понимаешь ли, собралась чихвостить его по полной программе за очередную пьянку, а он вроде как трезвый и выглядит так, будто сейчас в обморок хлопнется!